Сегодня известному композитору Тиграну Мансуряну исполняется 77 лет.  По этому поводу Новости Армении –NEWS.am представляет подборку 20 наиболее интересных, на наш взгляд, высказываний маэстро – человека, без которого невозможно представить современную армянскую музыку.

Вхождение в музыку для меня подобно вхождению в собор, вне зависимости от того, кто я в этот момент – слушатель, создатель или исполнитель.

Я никогда не садился за пианино в тапочках. Если я сижу за ним, значит, я до конца собран, даже шнурки туго завязаны. Так начинается мой день.

Во время работы наступает момент, когда мой взгляд падает на стопку черновиков. Боже, какое количество исписанных нотных листов…и сколько еще будет исписано, прежде чем произведение будет закончено.

Я никогда не рву нотную бумагу. �?збегаю давать кому-либо в руки как чистый нотный лист, так и черновик. Выносить из дома незаконченное произведение – плохая для меня примета.

Есть люди, которые в молодости являются стариками, а в старости остаются молодыми. Эти два полюса всегда присутствуют во мне. Даже в молодости я носил в себе черты старика.

Я влюблен в каждую пядь нашей земли, будь то Лори, Ширак, Араратская долина, Зангезур… Я как-то поехал в Горис, по дороге вышел из машины, вошел в  поле и увидел очень красивый цветок. Долго думал: сорвать – не сорвать, в итоге решил не трогать, и сегодня я счастлив тем, что оставил его на месте. Мои мысли все еще с ним.

Без миссии таланта нет. Если человек пришел в искусство без внутренней программы, это не талант. Просто бывают умелые люди, которые могут притворяться.

Музыка для армянина есть форма исповеди. Однажды в Париже я встретился с 90-летней женщиной. Она рассказала, как Комитас приходил к ним в гости, когда они с сестрой были совсем еще юными. У них дома, в Константинополе, был инструмент, и они попросили Комитаса спеть. Он исполнил народную армянскую песню, аккомпанируя сам себе. Сестры учились европейской музыке и попросили спеть для них что-нибудь европейское. Комитас спел Шуберта. Окно было открыто, и, пока он пел, на улице собрались люди, которые затем громко аплодировали. Этой историей моя собеседница хотела сказать мне, как хорошо Комитас исполнил Шуберта. А меня заинтересовало, как тихо, внутрь себя, спел он нашу песню – ведь у него был хороший голос. Но люди не столпились у окна. Почему? Потому что наша песня поется тихо. Наша музыка – пение внутрь. Такова ее природа. Поэтому я делю музыку на ту, что поется внутрь и на ту, что обращена на внешний мир. Я очень ценю музыку, направленную внутрь.

Попадая в Кельнский собор, я застываю на месте. Немеешь от этого огромного пространства, не знаешь, куда идти. А в Эчмиадзине – такая камерность. Любая наша церковь только для одного человека. Как войдешь – ты у себя. Другой будет стоять рядом – он тоже у себя. Огромные соборы – нечто другое. Там множество людей составляют соборность.

По сей день я вижу отличие советского или бывшего советского армянина в церкви и человека из спюрка в церкви. Когда человек из диаспоры входит в церковь, он, как правило, поет. Это живая традиция. Здесь мы ее не сохранили, не знаем, что и как петь в церкви. Связь разорвана.

У нас в Армении музыкант учится музыке в консерватории имени Комитаса и не знает церковных песнопений, а в Ливане их знает сапожник.

Я не верю в преподавательскую деятельность. Я – самоучка. Конечно, у меня были прекрасные педагоги, но сам я не люблю преподавать. Пусть каждый несет свой крест. Это не мой крест.

�?ногда я думаю, что я жил не своей жизнью, а подчинялся тому приказу, тому поручению, данному свыше, которое заставило меня и до сих пор заставляет проходить через все это.

Существует мир вещей, которые входят в твою жизнь. Если научишься приглядываться к ним, то увидишь на них следы жизни, человеческой красоты, детства. Если в углу самого грязного двора устроят игру трое детей, эти несколько метров становятся удивительным пространством, частицей рая. Вот Параджанов видел следы красоты в любой грязи. Такое видение присутствует во всех кадрах его фильмов.

Тигран Мансурян, его сестра – оперная певица Аракс Мансурян и режиссер Сергей Параджанов

Существует китайское учение о правильном питании. Первый пункт этого учения говорит: для питания полезно все то, что произрастает на земле, на которой ты родился. То же самое можно сказать о языке. Речь, безусловно, связана с мозгом. За тысячелетия мозг твоих предков и их язык пришли в соответствие друг с другом. Хорошо, если твоя речь соответствует «складкам» или извилинам твоего мозга. Хуже, если ты «закрываешь» свои «складки» и говоришь на другом языке. Я не призываю не говорить на других языках, речь о другом. Ты обязан знать свой родной язык, к которому ты генетически предрасположен. Ведь он не просто средство коммуникации. Язык делает тебя самим собой — только тогда ты интересен другим. Когда я говорю о своей армянской принадлежности, это не национализм. Надо достичь такого понимания и зрелости, чтобы опираться на собственные истины, предстать тем, кем ты являешься. В моих интересах — предстать перед миром армянином, со всем тем богатством и наследием, которым обладает мой народ.

Как музыкант, композитор я иногда испытываю потребность работать со словами, а иногда, наоборот, — не могу с ним работать. Хочется написать произведение для фортепиано, для группы инструментов, сочинить концерт. Слово для тебя закрыто. Потом опять открывается. Ты должен быть искренним, исходить из своего внутреннего состояния, а не из творческих планов на будущее. Для чего ты сейчас созрел — для пения или для инструментального произведения?

Тигран Мансурян, меццо-сопрано Мариам Саркисян, пианист и композитор Артур Аванесов

Как-то я встретился с руководством немецкой фирмы ECM. Я рассказал им о Комитасе — историю его жизни, что он сделал для армянской музыки. Сыграл на фортепиано, что-то спел, что-то объяснил. Это произвело большое впечатление. Когда ты входишь в новый мир, где тебя не знают, очень важно прийти со своими старшими: вот мой отец, вот мой дед. Такое у нас было прошлое, такие обычаи. Если ты так предстаешь перед людьми — со своими корнями, своей памятью, своим богатством — это одно дело. Другое, если приходишь и говоришь — вот я, я пишу такую музыку. Очень хорошо — но какого рода эта музыка, куда ее отнести? Это правда, что сегодня в мире есть определенное представление об армянской музыке. Но оно основано в первую очередь на светской музыке Арама Хачатуряна. Нашу духовную музыку практически не знают.
В случае Комитаса представление как светской, так и духовной музыки является гораздо более целостным. То есть я представил не столько себя, сколько Комитаса, как своего отца. Они должны были узнать о нем, прежде чем узнать обо мне. Этот вечер сыграл очень большую роль. Потом, прослушав несколько моих работ, они уже правильно поняли своеобразие этой музыки, отличной от всего остального в мире. Они увидели в ней не только меня, автора. Когда ты представляешь справедливость коллективного сознания, истину, вызревшую в течение многих веков, это приобретает особый смысл и звучание. �? тогда ты становишься узнаваемым, тебя признают.

Мне отвратительна музыка, которая развращает и благодаря этому хорошо продается на рынке. Она основана на возбуждении низменных инстинктов, манипулирует инстинктами молодых людей — эта сторона музыки для меня самая отвратительная. Люди, создающие подобную музыку, несомненно, знают, что делают.

Однажды я понял, что моя жизнь похожа на жизнь аристократов: только аристократы воспринимают жизнь как удовольствие. Я благодарен Господу за каждый прожитый день: и за радости, которые он мне уготовил, и за страдания. Я благодарен за все.

 Я не ощущаю себя легендой. Эти слова ко мне не относятся.

Автор: Ани Афян